Ну, ЛАДНО, Грейнджер. Ты ведь долго не продержишься. Мы все этого хотим. и еще никому не удавалось не хотеть меня. вы все меня хотите, я это знаю. вы все хотите спокойной жизни, сильной спины, гарантированной кормежки. и роскошного секса, чего тут спорить? тебе будет немыслимо хорошо со мной. мое лицо недолго будет бороться в тебе с моей душой. никто не устоит перед этим противоречием, если сила - у нас. и так все просто решается. мы правим, мы калечим, мы - ебем.
ебем - мы. где и когда хотим. а вы ничего никогда с этим не делаете. кто же поверит дамблдору?
не то чтобы он был так уж против вечной любви. но не получалось ее. отец был прав - и малфой уже отчасти успел испытать это на себе - любые отношения приедаются. ты берешь девушку по полной программе - так как альфа-самец не может по другому. а потом сама по себе встает какая-то преграда. желание как отрубает. и вступает в вое жажда разнообразия. она всегда берет верх, такова моя натура. а вам всем надо одно и то же. паркинсон подходит, так как неутомима в постельных изысках и ее лицо долго будет утонченным, даже в старости мальчишки будут вздыхать по ней. но это не значит, что он ей сможет быть верен.
вот и ты тому же доказательство, грейнджер. и если бы не это, я бы к тебе и не пришел. а так - вот он я.
а вся эта юбовь до гроба - выдумки. если какой-то бог и существует, то ему угодно, чтобы розовые одуванчики разбивали свои иллюзии. он никогда не остановил меня. бог. он хочет, чтобы я это с вами делал. и мой дружок хочет того же. Драко был уверен, что если грейнджер как следует потискать - она не устоит.
никто не мог устоять в горячих объятих малфоя, когда он слишком рядом, когда он изображает мнимую покоренность. когда он даже скажет все, что так жаждет услышать женское ухо. все эти клятвы. впрочем, грейнджер слишком умна. что ж, для умных девочек подходит правда.
я уйду после того как мы переспим. но ты все равно не устоишь передо мной. спорим? потому что мы оба хотим чтоб я ушел. мы оба хотим разнообразия. а вы девочонки прсто врете себе.
***
Гермиона сидела на камне у озера. изредка бросала в него кругляши. от них расходились круги, неподалеку высились в прозрачном воздухе сосны, в небесном провале закручивались облака. один, два, три, четыре, пять... странное выходило дело. она думала все что лезло в голову. и в то же время в голове оставался барьер, за которым она словно бы и не думала этого всего. потому что ужасные вещи, которые она думала, ее не ранили.
например о том, что малфой красив, но неверен. и предлагает ей просто сгореть олт счастья ублажив его разочек. потому что она сама этого хочеь.
она нервно хихикнула.
а она не хочет. раз это дело принципа, то может и не хотеть. она не гордая. и главное - не тупая. самой класть голову под нож. конечно, это наверное неимоверно обидно, когда эти руки и эти губы испытывют такую ласку, что хотят распалить все и сжечь. что малфой свою половую жизнь формулирует именно подобным образом.
пловую жизнь, какие громкие слова.
он ведь живет с ней. с паркинсон. и у них все влажно. они довольны друг другом. только молчат о том, что пэнси как и все хочет его себе навсегда.
а ты - хочешь?
неужели он не может полюбить? такой вопрос любую исковеркает. но ведь у всего должны быть причины.
так, вообще-то о чем он рассуждает. это же не обычная любовь. то есть, все было бы как обычно - и с его и с ее стороны, если бы не Немесис.
а с Немесисом получается, что к ней подвалил как бы законнный фильм... не про любовь. в которм она как бы обязана сыграть. и что будет, если она выйдет за рамки сценария? она ведь может - апосле своего кино... вероятно он, уйдет.
и все. кина не будет
а если не уйдет? тоже украдет ее? она выпрямилась с неприятным чувсвом. вот это было бы похуже. а так что - сколько бы не гавкало, лишь бы лапы не распускало. атебе не хотелось бы еголюбить?
он мне нравится. нравится совершеннонезаконно. и я ему тоже. так что ж, неужто нелоьзя поытаться добиться хороших отношений? ну хоть чуточку. остерегаясь сильно сильно. ага, вот так то кошек и губит любопытсво.
ей вот что непонятно. что означает это воспоминание и почему оно принадлежит именно ей, гермионе грейнджер. и в какой связи стоит малфой с герцогом. а змеи? что значат змеи? глупо вмешиваться, проигнорировав новые даннные, раз уж всех данных нет. да вот, глупо трахаться в таких птемках. а он наверное обычно обнимет - и все, девушка пропала.
что он собирается предпринять на ее счет?
а самое главное, вся боль не прникает за какю-то мембрану у нее в мозгу, которая опустилась, когда гермиона увидела свой кошмар. когда сочувствовала пыткам златовласки.
вот что друг милый. она ведбь не кошка. она гермиона грейнджер, а гермиона грейнджер умеет собирать и анализировать информацию и умеет повышать ставки. если уж пошло на принцип.
гарри и девочонки.
***
Он знал о себе это - Северный Компас. Он носил его в себе - хорошо смазанные детали проворачивались без шелеста, указуя направление - на Север.
Всегда важно знать, где Север.
Особенно - Большой Север.
Весь прошлый век он шел на Север, брел средневековыми улочками, мимо богатых дворов, мимо вертепов и таверн. И не только в тот раз, но и во многие прошлые разы - множество раз он уже хорошо выдерживал направление на север. На Большой Север. Это просто работало. Он даже не делал этого, потому чтобы был религиозен. Он просто это мог, и поэтому и делал.
Это потом уже придумывают всякую поэзию - Бог, философия... Всю философию, которую ему нужно, он знал. Это она бархатно облегла кости его тела тугими мышцами и плетями жил. Это Север сиял в серебре его волос, в васильковой голубизне глаз. В розовых чувственных губах, в тонкости черт изысканного хищника. Да, на этот раз он был не волк - он был снежный барс.
И ему с полным правом принадлежала эта деревенька, и все другие деревни в его землях, и для этого замка у него была даже внешность самая подходящая. Не говоря уже про лениво-смекалистый ум и открытые на любое коварство глаза.
Впервые открыв глаза в этой земле королем, он не поверил им. Это не сон - он снова был жив... и находился в лучшем из выдуманных вчера снов. Он попал сюда, дорогами бродячего философа и бедняка-рыцаря девственных лесов и городской пыли.
Он был, наконец, богат.
Конечно, Северный Компас - это вечное богатство, но , Мерлин, как же он устал жить вот без этого: этих неприступных стен, этих спокойных небес над факелами вечерами. Да ведь и нигде нет такой настоящей безопасности, как в настоящей крепости. Это понимали все, и конечно, народ дружно пускал слюнки на замок на холме. А замок принадлежал ему. И по праву. Только он мог реагировать с такой скоростью, только он, не дрогнув смотрел на интриги соседних баронов за лихим столом, только он мог прозревать всю это грязную возню, ничему не удивляясь - и успевая принять меры. Для сохранения Крепости - делавшей его тело самым защищенным в округе. И правду сказать, это тело было достойно того. Он сразу понял, чем ему это светит.
Но по правде не понял бы так хорошо, если бы не Эльза.
Эльза - это его девушка. Первая. Он ведь выигрывал сегодня их всех...
***
А тогда - лет в девять, необычно рано для столь юного отрока, коогда он еще оглянулся на небо в последний раз - а потом посмотрел в землю - куда ушли горести и скитания... все -все, начиная с босоногого беспризорного сиротсва и кончая форменной волчьей стаей - да-да, с шерстью и хвостом, до трубадурского скитальчества всю жизнь, пригнувшись от Большого Солнца... он понимал, наконец, что с ним произошло освобождение.
Он добрался до Небес.
Каких еще небес можно представить в поднебесной?
Правда, по вечерам, когда из пшеничных полей далеко внизу, под стенами, доносилось стрекотание кузнечиков, над стеной загорались звенящие звёзды - страшно ласковые и романтичные... удаленные на миллионы лет... Эти вечные звезды, светившие и миллион лет назад... Под которыми он внезапно угодил в богатую историю...
Ему всегда удавалось выжить. Он знал, что подчас это бывает неимоверно страшно. Но возможность всегда есть - для желающих поднапрячься.
Но его бои кончились. Здесь хватит с него хитрости и зубастой охраны Замка.
Его Замка.
С ума сойти - расскажешь кому: не поверят. Свой единоличный замок. Он - Господин. У него и внешность дворянская. Но самому можно этим, впрочем, пренебречь. Хотя пользоваться этим можно сколько угодно. Но он это не сразу понял.
Так вот, звезды. Они... как будто звенели что-то... какие-то песенки о звездолетах и чужих мирах, но он не собирался прислушиваться. Кому это надо, когда внизу звезд - вот такие стены!
Свет факелов ложился на светло-желтый камень, и звездно-пшеничный вечерний воздух был особенно приятен именно потому, что колыхался над холодной толщей каменной стены... Нет, Замок - это наше все. Только идиот отдаст Замолк. А что было вчера... что мерещилось там о Боге... об избавлении в неминуемую минуту... Так ведь здесь таких минут не будет. И никто не докажет того, что что-то было вчера. Да здесь вот скажи кому - засмеют. Здесь весь народ какой-то грубый, как на подбор. Вот и он не станет отличаться от своих людей. Все должно быть проще.
А так - здесь все принадлежит ему. И этот сон и эта крепость. И эта рука с молочно-бронзовым на его коже загаром и золотистыми выгоревшими волосками.
Жизнь. Наконец-то жизнь. И расстаются с ней пусть дураки.
***
Звезды... Звезды держали вокруг себя планеты, далекие миры составляли другие миры, системы миров входили в мироустройство... И Он, Стиг Йональсен, что он был? Лишь песчинка, выкатившаяся по воле ветров на великий горный перевал... на невидимую орбиту третьего размера при отходе от Мироздания... Здесь было много интересного. Крестьянам это все казалось превосходящим всякое воображение.
А он, честно говоря, устал расти все в Небеса. Сколько можно? Где им предел? Если он это может, если в нем есть эта сверхъестественная вынослливость и невероятная устойчивость к боли, способность войти в рифму с Бешенством Бури
и оттого выстоять, став на секунду ветром вселенной... Кому какое дело до этого? Он может, но это не значит, что он будет.
Разве этот замок не говорит сам собой, что пора отдохнуть?
Хватит. все это трудно, и поэтому я сам выдумал, что все - баста. Больше никаких небес не будет. Не в этой жизни
А все, что рассказывают звезды - байки.
***
Малфой был зол на то, что получилось. Обычно девчонка сразу поддается. Он настолько красив и престижен, что они совершено не в силах противостоять разружительной мысли, что сего-нибудь НЕ начнется. и они совершенно правы, что боятся его - потому что с его стороны это всегда была только игра. Он шел, куда его тянула жажда впечатлений и получал все, благодаря своей неотразимой внешности, жестокости и цинизму. Умению смутить. Умению взять за лакомый кусочек так, будто пальцы досконально понимают - как себя. Внутренне смеясь в это время над податливостью жертвы. Потому что он никого из них не хотел, и уж тем более не любил. Он просто брал приятные ощущения за которые не надо было платиь, потому что жертва сама виновата, что не распознает обман. Такие заслуживают обмануться.
Он раздавал уроки. Конечно, он не любил заботиться о других, но дела было даже не в этом. Цинизм приносил неуязвимость. Все брать и быть способным бросить и подставить в любую минуту. Волнующие ощушения были всего лишь в ряд других развлечений. Он же не виноват, что никого из них не любил. Просто брал все неустойчивое, что плохо лежит. А кто-то с небес габлюдал за этим и никогда не вмешивался. Значит, считал, что Драко на его стороне.
И хотя Грейнджер в курсе насчет его эгоистических намерений, на этот раз он, так себе ни разу в этом и не сознавшись, знал, что тут... что-то другое. Что-то, что грозило выйти из под его контроля. Хотело свободы, может быть. Так вот - он не даст этому свободы, он не лишится контроля. Все прйдет как обычно, вот увидишь. Нужно только не отставать. Все они начинают думать, что что-то происходит, если пристаешь к ним достаточно долго. Наврядли Грейнджер исключение. Девчонки просто не могут думать иначе - они надеются.
Странно, что ни одна не хочет задуматься над неправдой всего этого. Ну нет - так нет. На нет ведь и суда нет? Еслит ебя не любят, ты и виноват.
Он направился по из библиотеки по делам, чувствуя странный черный бутон в груди, собирающийся распуститься. Зная, что станет отыскивать Грейнджер по закоулкам еще раз.
***
Она как-то странно немного притерпелась к обрушившемуся на нее ужасу.
То есть - к голому полу, к безжалостным стенам. Она до сих пор где-то в глубине души не верила, наверное, что это все, это - конец. она верила в сказку. и хотя ей по прежнему было больно видеть то, что осталось для нее под содранной реальностью мира, шок поутих настолько, что она смогла размышлять - да, вот сидя, полностью неподвижная, разодраные полы одежды разметаны по камню, руки раскиданы, волосы разметаны. Ее роскошные кудри... В позе скорби, которую Герцог бодро находил смешной.
Она уже не реагировала на то, что он с ней делал. Он приходил, упорно делал это, как мельник на работу, как ученик, который боялся оставить несделанный урок, плевал в нее и уходил. Надо же, как обидно.
Она не могла умереть. что-то случится - Бог поразит его, он упадет перед ней задыхаясь и только ее прощение возвратит ему здоровье. И он отпустит ее и станет хорошим. Хотя и грязным, и помотрим правде в глаза - не поддающимся прощению.
но этого не могло быть пока рядом с ним постоянно эти распущенные девки. С ними он никогда не остынет, никогда не простит ее.
только ее оцепеннения помогало ей не сходить с ума от мороза по коже, который посылали такие мысли как это. За ког она умирает? За что? Неужели это ей надо еще каяться в каких-то грехах?
Самое ужасное во всем этом ужасе который приснился ей вместо ее жизни, была роковая цепь совпадений, которая притащила ее сюда почти с неизбежностью. против воли, окаменелая, но она видела ее сейчас всю. Она не хотела это знать, но после всего случившегося правда уже не опаляла до нестерпимости, и это присходило из-за ее слабого желания понять и недоумения на свой счет - и насчет Бога, который так поприветвовал ее когда она поклонилась.
На самом деле, она не хотела никакого Бога. Она хотела семью, и управлять добрым мужем. и быть под защитой. и казнить таких как он. Или отвернуться от страданий их жертв.
Таких как она сама сейчас.
Но что я могу сделать? - немо воззвала она к небу. Что я могу с ним сделать? Его же нельзя простить.
То что она видела мысленно над собой вместо Бога, пугало ее. Это был жуткий черный зрачок, глядящий на нее с ненавистью. Радужка подернута тусклым серым бельмом, и расширялась и сжалась от зрачка, а в ее сегментах расширения было по одному человеку. Все кто привели ее сюда. Умерший отец, изменивший соседский Ганс, соседки Тэнна и Лоттарингия, Герцог, его прихвости, его шлюхи. Всех по одному, и шарик обозначавший каждого, покатался по радужке туда-сюда в точном соответствии с движениями расширения Зрачка. Там была и она - окрыленная несуществующими надеждами и не способная даже помыслить бежать из герцогства. а в результате, перемещения ожерелья на радужке под влиянием разглядывающего карту зрачка привели к тому, что один шарик утолкали с карты. Сюда. Теперь ее не было в миру, она была точно под Оком Тьмы.
Вот что мерещилось ей над собой иногда, как потолок в шатре - вместо места где она находилась.
И этот Глаз, единственный который мог принаджлежать каому-то Богу, он смотрел на нее с гневом. Он видел все, и заживо сжираемого демоном Герцога - но не испепелял ее врага.
Это Бог дал ему волю мучить ее.
Бог и его сумасшедший Сын хотели забрать ее , воспользовавшись неосторожным обещанием.
Тьма этого глаза почти физически мучила ее. Она не хотела посмотреть в него, даже если бы он был. Он смотрел на нее Тьмой.
Он привел ее сюда.
Он не смеет. Она не хочет. Она не хочет умирать и не хочет ничего этого знать. Она не готова приносить себя в жертву, как христиане. Она - из магической эпохи. Пусть. Случится чудо.
***
Гермиона очнулась от тяжелый снов, глотая воздух. Сердце медленно и надсаженно билось . Она меленно села, чувствуя невероятную злую благодарность за то, что она не там. Ч то это только чужая память.
Впрочем... что еще могли означать эти некстатные сны, если не только то, что история могла повториться? Златовласка жила беспечно, словно застрахованная. Это стало главной причиной почему она оскользнулась так, что не встанешь. У неебыли шансы спастись, если б она бежала из родных земель и стала амазонкой. Но она презирада такую участь, и сама приговорила себя. потом ни она ни герцог не могли помиловать друг друга.
Гермиона сознавала одно: считать, что она в 1997м году хоть в малейшей степени застрахована от чего-то подобного - значит совершить точно такое же чистое безумие.
может ли один этот факт вызыватьотмену всего сценгария? Она не знала. Но знала, что это единственная точка отмены всего этого кошмара. Сознавать всю тяжесть последствий необрежности с угрозой. Другого шанса для грязнокрвки грейнджер не было. да и любой другой девушке.
что -то удивляло ее в этом эпизоде.
Каждый из участников драмыы как бы неумло обращался с игрушкой гигантских размеров. Даже не сознавая этого. Северный Компас и Золотой Глаз. Который для златовласки расширился и стал Черным Зраком.
И как ни странно, это Он помиловал Герцога.