И обед застал Гермиону и Джинни в обнимку с унитазом, но на этот раз причиной была не беременность. Ее тошнило просто от ужаса - от стресса, пригвоздившего ее при мысли, что теперь будет: когда все поймут, что она беременна. Когда Рон узнает. Все же будут думать, что это его ребенок, но он-то ведь - нет, они же совсем не спали вместе.
Их места единственные пустовали за обеденным столом, и всякий гадал, куда же это они подевались.
- Я думаю, Гермиона подхватила что-то, - сказал Рон, когда его спросили об этом где-то в шестой раз. - С ней Джинни.
Когда спрашивающий отошел, он обернулся к Гарри и сказал:
- Надеюсь, это у нее не заразное. Хрен ее удержишь не ходить на занятия и не распространять это.
Гарри согласно кивнул, но у него было сильнейшее подозрение, что что бы Гермиона ни подхватила - это не заразное.
Лаванда подождала, пока Гарри заговорит с Дином, и тогда села рядышком с Роном.
- А, Лаванда, привет, - сказал он подняв глаза и вздрогнув. Он ненавидел эту ее манеру появляться ниоткуда.
- Ты уже готов стать отцом, Рон? - негромко спросила она без всяких околичностей.
Рон засмеялся.
- А что, разве я беременный?
Лаванда закатила глаза. Он что, ничего не может воспринимать всерьез?
- Нет, но вообще-то твоя девушка - очень даже.
Первой мыслью Рона стало - что она врет. Не исключено, что она до сих пор держала обиду на него за то, как он настолько явно влюблен в Гермиону. Но ведь, даже когда они встречались, она прекрасно знала, что Гермиона всегда у него будет на первом месте. Поэтому-то они и решили все прекратить, предать забвению и остаться просто друзьями. Но, возможно, где-то в глубине души Лаванда его так и не отпустила. Но затем, чем дольше он гядел на нее, тем больше понимал, что она верит тому, что говорит. А что, Гермиона действительно беременна? Но это же невозможно: они же ничем - таким - не занимались. Если только... Но нет, эта мысль была непереносимой. Не могла Гермиона предавать его у него за спиной! Она бы не сделала такого - не такой она человек!
Рон не видел Лаванду или Гермиону после обеда. И хорошо, потому что он был в растерянности. То это начинало казаться какой-то дикой шуткой, продиктованной внутренней ревностью Лаванды, и тогда, если он встретит Лаванду, то, наверное, придушит. А если действительно Гермиона... б-беременна, и она действительно изменяла ему за его спиной, то... он не знал тогда, что делать с Гермионой. Задушить ее? Простить и взять на себя ответственность за ребенка? Или, может быть, отпустить, и пусть бежит к своему бойфенду, а он будет смотреть, как они заживут долго и счастливо?
Да он гораздо охотнее бы сдох.
xXxXxXxXxXx
Большую часть этого дня Гермиона и Джинни провели у мадам Помфри. Врачиха все стралась выдворить Джинни, но Гермиона не отпускала ее, утверждая, что девушка нужна ей для моральной поддержки. В результате обследования Гермиона выяснила, что она действительно беременна, что уже даже несколько месяцев срока.
- Вы знаете, кто отец? - спросила Помфри, записывая что-то на лоскутке пергамента, лежавшем на тумбочке возле кушетки Гермионы.
- Конечно, знаю! - возмутилась Гермиона, оскорбленная до глубины души. Она не шлюха, даже если все так сильно смахивает на это! Он отказалась назвать мадам Помфри имя отца, и наконец, уставшие друг от друга, они расстались. Однако, доковыляв в гостиную, она поняла, что лучше б осталась в госпитальном крыле.
- Где ты была? - Рон нервно расхаживал перед камином, а теперь набросился на нее без промедления.
- В госпитальном крыле, - резко ответила Гермина, которой не понравился его тон. - Если ты не заметил, я себя плохо чувствую сегодня.
Джинни попятилась от ссорящихся голубков, встала рядом с Гарри и принялась шепотом пересказывать ему на ухо все, что произошло за этот день. Понимая все больше, он с ужасом наблюдал за сценой, разворчивающейся у него перед глазами.
- Ой, да кто бы не заметил? - окрысился Рон. - Я заметил, Гермиона, что тебе плохо. Скажи мне: ты хоть знаешь, кто отец?
Вопрос застал врасплох. Она окаменела, да и вся гостиная замолкла. Джинни обернулась и увидела, что несколько человек стоят с раскрытыми ртами, в разных частях комнаты.
- Пошли отсюда - че вытаращились? - прикрикнула она, так что все подскочили. - Ничего интересного! Расходитесь!
А Рон и Гермиона дажен не слышали ее.
Они намертво сцепились друг другом, и для них не осталось ничего кроме них самих и их невозможных, гигантских проблем.
- О чем ты говоришь? - Гермиона предприняла последнюю попытку спасти ошметки от своей жизни - которая быстро ускользала от нее, прямо как песок сквозь пальцы.
- Да знаешь ты, о чем я говорю, - тихо ответил Рон. - Правда, что ты беременна? Отвечай мне! - крикнул он, когда она ничего не ответила. Слезы хлынули у нее из глаз, тогда как она едва нашла силы кивнуть.
Рон шумно выдохнул. Эта хладнокровная стерва только что обрушила весь его мир.
Он любил Гермиону долгие годы и - какое-то время - казалось, что она тоже его любит. Но она никогда его не любила. Она водила его за нос, заставляя испытывать что-то необыкновенное. И все время - все это время - был кто-то третий. Кто-то, кто смешил ее, целовал, ласкал нежную кожу кончиками пальцев. У нее был кто-то еще. Кто-то, кого она любила.
Они вместе насмехались над ним, с ее любовником? Неужели она находила его очевидную любовь и преданность смешными? Жалкими? И подумать только - теперь у них даже будет ребенок! Незапланированный, конечно, скорее всего, но тем не менее. Вероятно, они теперь поженятся и станут жить долго и счастливо. А что же он? Одинокий, жалкий, несчастный - и так, покуда не наступит старость?
- Кто же он? - вяло спрсил Рон, частично все еще пребывая в шоке от всей ситуации.
Гермиона подняла на него глаза и увидела, что он не смотрит на нее: брезгливо отвернулся - по затененному лицу плясали отблески от камина.
- Я не могу тебе этого сказать.
Он прикрыл веки, словно получив удар поддых.
- Не поступай так со мной! - воскликнул он. - После всего, я заслуживаю, по крайней мере, знать кто это!
Черт его подери, за то что он был прав! Гермиона вздохнула. Лгать не было смысла, притворяться бесполезно. Все выплывает наружу. Для нее все кончено. Жизнь лежала в руинах. И это только ее вина.
- Это Драко.
Рон застыл как громом пораженный. Наступила могильная тишина. Такая тишина, что могла бы напугать и самого Темного Лорда.
- Драко? - преспросил Рон. - Ты имеешь в виду - Драко МАЛФОЯ?
- Это не то что ты думаешь! - быстро произнесла Гермиона, силясь заставить его понять наконец. - Понимаешь, он.. то есть - я...
Слова умерли у нее на губах, когда она увидела, каким взглядом одарил ее Рон. Такого взгляда у человеческого существа она прежде еще не видела. Такой взгляд мог бы убить всю надежду мира. И взгляд этот был направлен на нее.
Не произнося больше ни слова, Рон быстро прошел мимо, и несколько секунд спустя они услышали, как громко хлопнул портрет в проходе.
Гермиона разразилась безудержным приступом плача. Сотрясаясь всем телом от рыданий, она упала на колени и закрыла лицо руками. Рыдания заполнили комнату, а Гарри и Джинни подошли к ней и обняли с двух сторон, нашептывая каждый слова утешения. Поэтому было то предчувствие ужаса и тоски утром? Поэтому? Это и была та ужасная вещь, которая должна была оставить вечный шрам на ее жизни? Почему-то, рыдая в объятиях двух друзей, она догадывалась, что худшее еще впереди.
от Автора:
Это у меня самая длинная из ранее написанных глав - почти на 4000 слов. А еще это лучшая из всех написанных глав - а я-то знаю. Плевать мне, если вы не согласны. Следующая глава последняя - ну разве это не печально? Если вам все понравилось, напишите отличный отзыв, может дажепоголосуйте за этот фик на каком-нибудь голосовании. Не печальтесь, что это почти конец, я на 97.2% уверена, что будет сиквел.
ну, переводчик пишыт отзыв:
ага, конечно. жуть какая хорошая глава. меня неизменно шокирует, что вселеная заучки состоит всего из:
- жратвы
- шатания по коридорам
- мечты работать охранником
- толпы пропущенных в любовных страданиях уроков
- жратвы
- вечно уныло поникших плеч и никчемных порывов
- дебильных дружков в роли свиты, глядящей в рот.
- разговоров о парочках принцев и прнцесс, шалостях на ковре и ответственности за ребенка в свете всего вышеуказанного.
- "всех" которые что-то скажут, пристально наблюдают за каждым шагом героини, которая несомненно средоточие их всехних дум и имеет для всех огромную ценность. "он знак подаст - и все хохочут", короче говоря... и это при том, что эти "все" воспринимаются как безликая масса статистов, которую время от времени ругательски клянут за скотоумие, в полной уверенности, что мнением толпы крайне легко манипулировать
- нежелание гермы огласить преступника ярче всего говорит, что все происходит в рамках хитрожопого плана и целиком по собственной инициативе. и все метания и терзания тода выглядят ооочень тухло
- про постояное лицемерие и полностью отсутвующую самоценку я вообще молчу
- или про заботливое поощрение любимого насильника в самых низменных его страстишках в расчете на то, что это поможет создать крепкую семью
- при том, что он сам воспринимается в роли только крепкозадого самца с тугим кошельком и членом вместо лампочки в мозгу, то есть, крайне высокомерно
не знаю как еще выразить тут свое сильнейшее недоумение.