Крым

Я была в Крыму еще в декабре, и зная моральную обстановку, не удивляюсь того, что туда пришла война. Она их подбодрит. Другое дело, я не понимаю истерии - этакой интеллигентской истерии. Я как и все, хочу свобооду. Я как и все, раздумываю, что происходит в стране. Но надо думать реалистично, и надо думать для этого масштабно. А это значит понять - что Феодализм - это на века. 20 век может гордится Советской Отечественной, нашими 90ми и и даже вообще кое чем советским, а в остальном, истерить = значитне понимать, как мало поменялась суть. Счиайте, что сейчас 13 век. Но хуже, из-за оружия. Но легче - из-за компьютеров и интернета. Несколько феодальных феодальных баронов правят всем миром. Пу, Буш, Королева Виндзор. Не знаю кто еще - шайка, которая проводит сатаниниские ритуалы в Богемской Роще. Это реальность, и я единственно жалею, что мне с детсва плели какие-то совсем другие байки - про счастливое детство, великую страну и торжество равенства. И эти сутнерские игры дорого обошлись юному существу.

Печальная истина в том, что мало что изменилось. Есть возможности для одиночек в связи с техническим прогрессом, но масштабных перемен не свершится еще и 50 лет, и спокойно - и 200 и 500. Феодализм лечится только нацизмом. И пока все это быдло, благоговеющее перед "титулами" не пройдет через горнило Освенцимов собственношкурно, оно шкурой и останется. Сейчас 13 век со всем что ему причитается. По дикости нравов. Только у нас есть компьютеры, а у них - самолеты и ядерное. Зинданы на месте, концлагеря - бонусом. И надо искать выход в душе.

---

Чупакабра 5

- Мне нужно поговорить с профессором Дамблдором.

Профессор Макгонагалл подняла глаза от домашних работ и поразилась тому, как выглядит Гермиона Грейнджер. Глаза косили и бегали, уши прижаты к голове, неестестственно урчащий голос. Пальцы скрючивало. Боже мой. Что с ней произошло?

- Профессора Дамблдора сейчас нет, мисс Грейнджер, - ответила Макгонагалл, надеясь не выдать голосом чрезмерную обеспокенность . - Но вы можете рассказать мне все, что угодно.

Гермиона подумала над этим. Она неимоверно презирала занудную старуху - это была та еще сушеная грымза, похлеще самого Дамблдора. Но даже и Дамблдору ей будет трудновато все рассказывать. А если она расскажет Макгонагалл, вдруг та что-нибудь в рассказе заподозрит? Шутка ли: в Трансифугации она ас. А что, если Малфоя исключат - но в целях охраны от Чупакабры? Чем жить тогда?

Ладони у Гермионы разом вспотели, из скрюченных пальцев полезли когти. Она никак не могла решить, рассказать Макгонагалл или нет. Выходит, она не может допустить, чтоб все узнали, что ее изнасиловал Малфой. Так много всего может выйти боком. Что, если ей не поверят? Скажут, она была с ним по доброй воле, а когда он решил порвать - пошла и настучала. А потом спросят его, а он скажет - избавьте меня от этой твари, я прозрел. Она просто устала от его выходок при попытках донести его до рта, и пыталась по-честному сейчас подстроить ему крупные неприятности. Сколько людей поверят в то, что Малфой изнасиловал ее? Кто же поверит, что с ним можно не быть добровольно?

Она сама-то хоть верила в это?

Нет, она не переживет, если его упекут. Тогда, каждый раз, когда на нее будут смотреть, она будет гадать, что у них на уме. Думают ли они, что все дело было в Чупакабре?Что скажет все это быдло? Что Гарри и Рон скажут, выяснив, что Герму изнасиловали, а она немедленно им все не рассказала? Скажут: да не, эт не она. Что скажут ее родители, узнав, что она позволила этому продолжаться вместо того, чтоб немедленно дать Малфою от ворот поворот?

Нет, если все вскроется, это не Малфоя, а ее упекут - в зоопарк на всю жизнь.

- О... ничего особенного, - пробормотала она, всеми силами силясь скрыть, какая это мрачная ложь. - Это может подождать, покуда он вернется.

- Ну, ладно, - ответила Макгонагалл, и Гермиона подумала, что не убедила ее, что уже было проколом, ее персонального статута о секретности. - Тогда идите, мисс Грейнджер, а то скоро уроки.

- Да, профессор.

Скомканно попрощавшись, Гермиона повернулась и выбежала из кабинета. В коридоре она прислонилась лбом к холодному камню и закрыла глаза. Дыхание было прерывистым, сознание терялось - она с трудом душила слезы, прежде чем идти туда, вниз, в Большой Зал.

Да что с ней такое? Вот, она могла все исправить, а она не нашла в себе сил выдать Зверя! Почему??? Из боязни, что подумают о ней другие. Как можно быть такой глупой, чтоб чужие мысли были дороже собственного благополучия? Ну и трусиха же я... Она совсем меня зожрала, эта бестия. Никто не поймет, где я, а где она, а я испугалась, что меня упекут в зоопарк вместе с ней...И может быть, эта тварь во всем права. Она так много всего знает. Гермиона глубоко вздохнула и вытерла слезы. Она надеялась, было не слишком заметно, что она плакала - она была не в настроении отвечать на расспросы друзей.

Друзей. Че это за друзья, если они могут столько времени не замечать ничего из ЭТОГО? Нет, тут ее Чудовина снова была права - никакие они не друзья, их надо кушать с маслом. Сколько еще она продержится, прежде чем сломается и бесполезно вывалит все перед ними? Сможет ли она? И что они сделают? Да ведь если она расскажет Гарри и Рону, все, что эти слепошарые дрочилы поймут и увидят - это еще одно имя в списке побед Малфоя. И не станут они спасать свою лучшую подругу от монстра, а просто выставят ее еще одной дурочкой, которую поимел этот скользкий гад. Или вообще увидят перед собой одну лишь мохнатую морду , и поступят с ней, как с просто Чупакаброй.

Как и сам Драко.

И, наверное, в каком-то своем гадком, извращенном плане, Малфой, вероятно, и хотел бы, чтоб она распустила нюни и бегала-плакала людям в жилетку. Чтобы свои собственные друзья изловили ставшую ненужной Чупакабру. Вот зачем он сказал вчера те гадкие слова.

Ну уж нет, милый. Не выйдет. Не сдам я твою милую зверюшку.

Нет, она не сможет рассказать. Не может рассказать Дамблдору, не может рассказать Макгонагалл, не станет делиться с тем фуфлом, которое у нее вместо друзей. Ей придется пройти через все это в одиночку. И она сможет, ведь она - Гермиона Грейнджер. И станет надеяться, что Малфой ничего не предпримет, после того как она его вчера связала. Что до него все еще не дойдет. Может, ей перепадет затишье на подготовку.

Да вот, точно. Когда Малфой опять полезет целоваться, она будет во всеоружии. Не надо расстраиваться, он еще полезет. От этого так просто не отстают. И в следующий раз он испытает на себе нечто не такое прямолинейное, как веревки. Просто ей надо разделываться с ним последовательно, методично, пока он не будет дезориетирован - а затем так же сломлен и запуган, как она сама.

xXxXxXxXxXx

- Ты какой-то... напряженный.

Драко закатил глаза. Эта слабоумная. Одна мохнатая, другая - слабоумная. Не жизнь, а малина.

- Может быть, это потому что я и есть напряженный? - заботливо подсказал он.

Конечно, а почему нет? Грейнджер не пришла на ланч в Большой Зал. Он же никогда не опаздывала пожрать. Ну, и где она тогда? Может, уже трахается с кем-то другим, со вспышкой раздражения подумал он. Может, он ее и не любил, но так на его член не смотрел никто. Это он забрал у нее невинность, в конце концов. Они оба знали, что она на веки вечные будет принадлежать ему. И только ему.

- Драко, ты меня слушаешь?

Он перевел взгляд на Пэнси - она смотрела с раздражением.

- Нет.

- Ну, Драко... - проскулила она. - Последние несколько недель ты третируешь меня, как грязь. Что с тобой происходит?

Да просто последние несколько недель Пэнси была ему до лампочки. У Пэнси задница не фиолетовая. Нос у ней не желтой картошкой, половая щель не чавкает в предвкушении, и нет всклокоченной бороды. И глаза не горят ста свечами при виде своего любимого Драко. Скукотища! В последние несколько недель у него были более любопытные дела, чем сидеть в гостиной и лизаться с Пэнси. В последние несколько недель его нечто... отвлекало, так скажем.

За последние недели он был способен думать только про одно.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

pottermore

какая ПОХАБЩИНА этот поттермоор

***

у меня родилась ИДЕЯ. я тут скачала "вордпресс с нуля до блога", и я решила сделать MalFoyMore.

- суть - раскадровка DracoMalfoy and the Pregnancy Test.
что поможет мне его дописать и в своем роде снять это кино
- продвижение моей музыки
- и кто знает, может быть?...
- и еще заработать кучу денег и летать на истребителе и суборбитальном самолете
- отличный fun и русская линия
- а там и к АнтиГравидиМо перейдем. она этого достойна

нет , серьезно. после Бурлы-Плотника стоит вопрос продюссирования. я злая. рекламой с такого блога я пользоваться не смогу, поэтому отошлю на AntiGravidy - а там уж - не обессудьте. желание снять кино - бескорыстное, да и другие мои вещи достойны экранизации - я то знаю. кроме того отклик значительно ускорит все дело

***

сегодня ПОЛУЧЕНО первое стоящее сведение. думала пересведений будет два, но их будет три - пересведение этого (писюк, аудишэн) и второе на маке. и знаете? очень прилично звучит для того кто использовал ф-но в роли гитары.

в марте планирую получить Рейс (без видео) и раскадровку Акулы с наброском минуса (а может и с готовым минусом). И значит в Апреле будет Дебют (наконец-то!):

- Рейс (мировая премьера)
- Акула (про вторую мировую)
- Песок

простые творческие планы.



_______________


PS как я ни презираю Драмиону, Хог и тп - суть коммерчески успешной идеи здесь - симулятор свиданий. только я вступлю на общем фоне как Стив Джобс - преуспею на элитном искусстве

---

фин

- Мисс Грейнджер! Вы меня слышите? Мисс Грейнджер! Пройдемте со мной.

Гермиона очнулась от руки на своем плече и мягкого голоса, выдернувших ее из забытья. С десяток колдунов и волшебниц официального вида уже собралось вокруг них. Тело Рона накрыли поместили в левитирующие носилки. Снейп, Макгонагалл и Дамблдор поодаль разговариваи с немолодым человеком - Гермиона к своему ужасу поняла, что это никто иной как Хаверсфилд МакЭштон. Да уж конечно они вызвали бы Ударную Группу. Убийство было бытовухой по магловским меркам. А глава отдела, наверное , приехал только потому, что услышал ее имя. Вот же черт.

Сравнительно молодой тип провел ее к профессорам - Гермионе было знакомо его лицо, но она не понимала, кто это. Он заговорил с МакЭтоном, предоставив Гермионе разбираться с учителями в одиночку. Она взглянула на Дамблдора: озорной блеск совершенно покинул его глаза, и она вдруг подумала: "Он знает".

Она не знала как ей оправдываться, но стоять столбом тоже не могла.

- Профессор, я...

Дамблдор предупреждающе поднял руку. Она опустила глаза, признавая свое полное поражение. Но не приобрела побитый вид - с ней еще оставалась ее Гриффиндорская спесь. Если когда и быть сильной Гермионочкой - то имено сейчас.

- Мы должны у вас кое-что спросить, мисс Грейнджер, - сказал молодой волшебник, прерывая разговор с начальником. - Ваши учителя хотели ы присутввать.

Гермиогна поглядела на троих учителей, затем на него - и кивнула. Он увел ее от снующей на месте происшествия Ударной Группы в офис Макгонагалл, который оказался ближе всех. Гермиона села перед столом, а парень - с разрешения Макгонагалл - занял место последней.

- Мисс Грейнджер, простите что не представился ранее, - голос его был добрым, и Гермиона просто по звуку этого голоса поняла, что он хороший человек. - Меня зовут Рекс Райли.

Рекс Райли? То есть - старший брат Рейвен? Вот это да. Гермиона выпучила глаза. Хуже некуда.

Когда она не ответила, он перещел прямо к делу.

- Почему бы вам все не объяснить нам?

Гермиона запустила руку себе в волосы - обычно, каштановые, этой ночью они казалось приняли более темный оттенок - в тон ее гробовому настроению.

- Я не знаю, с чего начать.

- Неплохо бы с начала.

О, это точно был брат Рейвен.

- Это долгая история, - просто сказала она.

Он обнадежил ее невеселой улыбкой:

- У нас в запасе есть время.

И трудно поверить, но Гермиона выложила ему все, прежде чем, сумела остановить себя. Агония последних восьми месяцев стекала с ее губ в жутких деталях, и никто не прерывал ее, пока она выплескивала все помойное ведро лжи, предательства и надругательств. Она с изумлением сознала, что говорить об этом ей совсем нетрдно - а она-то думала, что кое-что будет просто невозможно рассказать - оттого, что слишком больно... Вовсе нет. Казалось, именно этого ей долго не хватало, и окончив, она почувствовала, что на сердце у нее легко, а в голове пусто.

Райли переглянулся с Дамблдором.

- Гермиога, вы уверены, что все расказанное вами - правда? - спросил Дамблдор.

- Простите, профессор, - ответила она, - но я не стала бы лгать про такое. Я знаю, что сама вела себя ужасно, но я не вру.

Дамблдор вздохнул и внезапно показался Гермионе очень старым и хрупким.

- Этого я и боялся, - сказал он тихо. - Тогда остается только одно.

xXxXxXxXxXx

Проснувшись, Драко первым делом ощутил, как он замерз и окочегнел - будто бы провалялся долгое время на холодном полу. Голова просто раскалывалась, и все слегка расплывалось перед глазами.

- Мистер Малфой? - окликнул его чертовски громкий голос. - Мистер Малфой, вы слышите меня?

- Да слышу я вас, нафиг, - мрачн пробормотал он, дотрагиваясь до головы. И словно бы этим жестом перезагрузил память - внезапно перед его глазами предстало все. Дуэль с Уизли и Гермиона.

Мать вашу..
Он проморгался и посмотрел вверх. Над ним возвышался совершенно незнакомый ему волшебник, носящий странную униформу - в окружении еще нескольких волшебников в точно-такой же униформе. Среди них случайно оказались иДамблдор с Макгонагалл и Снейпом. Блейз стоял зажатый между двух амбалов, словно пленник какой, а рядом с чуваком, который разбудил его, стояла Гермиона.

- Гермиона! - воскликнул Драко, с непритворной радостью от того, чтоона цела и невредима, и встал. От этого у него закружилась голова и он поморщился. - Ты в порядке?

- Да Драко... со мной все нормально, - мягко отозвалась она, голосом, нисколько не напоминающим ее собственный. Он дотянулся, чтобы схватиьт ее за руку, но стоявший рядом сней перехватил его за запястье раньше.

- Боюсь, не могу вам разрешить дотрагиваться до нее.

- Это, нахуй, почему же? - чувствуя как вспыхивает гнев, отозвался Драко.

- потому что, - произнес МакЭштон, выступая вперед из кучки провоохранителей, - вы арестованы за убийство Рональда Уизли и серийное изнасилование Гермионы Грейнджер.

Draco's face went paler than usual, like he had just seen a ghost. His disbelieving gaze rested upon Hermione, who couldn't bring herself to look him in the eye. How was it that she could still–with the knowledge that he was a rapist and a murderer–yearn for his touch, his kiss, his love in return of hers? How could she feel terrible that he was being arrested for what he did to her? What he did to Ron? He was being locked up for ruining a handful of lives, and yet she wanted to throw herself at McAshton's feet and beg him to take her instead.
He didn't struggle or fight back. He went quietly. McAshton walked behind him, his wand pointed at Draco's back, and Riley walked in front. They were flanked by other Hit Wizards. It was almost as if they were escorting a dangerous criminal and not Draco Of course, wouldn't he be considered a dangerous criminal now? Hermione felt lower than the ground they walked on.
"Can I just say something to her before you take me away?" Draco requested to the older wizard behind him. McAshton gave the signal for them to stop walking and turned back to Hermione. She nodded, and began to walk forward.
When she was standing beside him she looked up at him with hurt, saddened eyes. "Draco?"
Unexpectedly, before the people around him could stop him, he grabbed Hermione and pulled her to him. Before she had even had time to breathe his lips were on hers. She tasted many emotions in his kiss. Anger. Sadness. Regret. And in his lips she also found an apology, which only made the fact that they were taking him away from her so much more difficult to bear. "I won't be in Azkaban forever," he said against her lips, only breaking the kiss for the need to breathe. "This is far from over."
Arms snaked around Hermione's waist, and she was wrenched from Draco's grasp. The Hit Wizards assigned to escort him were pulling them apart. Before anything else could be said, they had stunned Draco and were levitating him down the corridor on their way out of the castle. They left Hermione standing alone in the stone corridor. Snape, McGonagall, and Blaise were standing near the three Hit Witches and lone Hit Wizard who had been ordered to guard Ron's body.
Hermione watched as they took Draco away, and his words rang in her mind like music that wouldn't leave. This is far from over. Those words chilled her blood, and at the same time sent a thrill down her spine. He was right–he wouldn't be in Azkaban forever. Because he was only seventeen, he probably wouldn't get as long of a sentence as most murderers did. All while thinking of those words, she kept hoping that it was a promise, and not what she knew it was. For even though she tried to convince herself that Draco's last words to her had been a promise, she couldn't believe herself. She knew Draco too well to be fooled. But even so, that didn't stop her from wishing that those last words to her were a promise and not what she knew them to really be–a threat. A cold-hearted threat.
Wishful thinking, Hermione. Wishful thinking.
A/N:
Wow, it's over! I can't even believe it. This story has been such a big part of my life these past couple of months that I'm almost distraught to see it done with. I want to thank everyone who just read it and liked it. Even if you didn't send me a review (GRR...) I still want to thank you, just for reading it and enjoying it. I am here to entertain, after all. Then I want to thank everyone who did review--some comments were so nice that it was painful (lol) and others were highly amusing--and then again others were slightly confusing, but that doesn't matter! My story is done. Finished. Finally over.
But never fear! I won't break my promise to you! There is a sequel coming, but it might not be for a little while. I haven't even started writing it yet. All I have is a title for you to look for. The sequel is called Taken, and it will be out as soon as I get it written, I promise. Put me on your author alert list so you don't accidentally miss it!
I'm having a hard time leaving, because when I leave that'll mean it really is over. But I am going to be late for school, so goodbye, dear readers! See you at the sequel!
--The Witch and the Saint

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

broken

И обед застал Гермиону и Джинни в обнимку с унитазом, но на этот раз причиной была не беременность. Ее тошнило просто от ужаса - от стресса, пригвоздившего ее при мысли, что теперь будет: когда все поймут, что она беременна. Когда Рон узнает. Все же будут думать, что это его ребенок, но он-то ведь - нет, они же совсем не спали вместе.

Их места единственные пустовали за обеденным столом, и всякий гадал, куда же это они подевались.

- Я думаю, Гермиона подхватила что-то, - сказал Рон, когда его спросили об этом где-то в шестой раз. - С ней Джинни.

Когда спрашивающий отошел, он обернулся к Гарри и сказал:

- Надеюсь, это у нее не заразное. Хрен ее удержишь не ходить на занятия и не распространять это.

Гарри согласно кивнул, но у него было сильнейшее подозрение, что что бы Гермиона ни подхватила - это не заразное.

Лаванда подождала, пока Гарри заговорит с Дином, и тогда села рядышком с Роном.

- А, Лаванда, привет, - сказал он подняв глаза и вздрогнув. Он ненавидел эту ее манеру появляться ниоткуда.

- Ты уже готов стать отцом, Рон? - негромко спросила она без всяких околичностей.

Рон засмеялся.

- А что, разве я беременный?

Лаванда закатила глаза. Он что, ничего не может воспринимать всерьез?

- Нет, но вообще-то твоя девушка - очень даже.

Первой мыслью Рона стало - что она врет. Не исключено, что она до сих пор держала обиду на него за то, как он настолько явно влюблен в Гермиону. Но ведь, даже когда они встречались, она прекрасно знала, что Гермиона всегда у него будет на первом месте. Поэтому-то они и решили все прекратить, предать забвению и остаться просто друзьями. Но, возможно, где-то в глубине души Лаванда его так и не отпустила. Но затем, чем дольше он гядел на нее, тем больше понимал, что она верит тому, что говорит. А что, Гермиона действительно беременна? Но это же невозможно: они же ничем - таким - не занимались. Если только... Но нет, эта мысль была непереносимой. Не могла Гермиона предавать его у него за спиной! Она бы не сделала такого - не такой она человек!

Рон не видел Лаванду или Гермиону после обеда. И хорошо, потому что он был в растерянности. То это начинало казаться какой-то дикой шуткой, продиктованной внутренней ревностью Лаванды, и тогда, если он встретит Лаванду, то, наверное, придушит. А если действительно Гермиона... б-беременна, и она действительно изменяла ему за его спиной, то... он не знал тогда, что делать с Гермионой. Задушить ее? Простить и взять на себя ответственность за ребенка? Или, может быть, отпустить, и пусть бежит к своему бойфенду, а он будет смотреть, как они заживут долго и счастливо?

Да он гораздо охотнее бы сдох.

xXxXxXxXxXx

Большую часть этого дня Гермиона и Джинни провели у мадам Помфри. Врачиха все стралась выдворить Джинни, но Гермиона не отпускала ее, утверждая, что девушка нужна ей для моральной поддержки. В результате обследования Гермиона выяснила, что она действительно беременна, что уже даже несколько месяцев срока.

- Вы знаете, кто отец? - спросила Помфри, записывая что-то на лоскутке пергамента, лежавшем на тумбочке возле кушетки Гермионы.

- Конечно, знаю! - возмутилась Гермиона, оскорбленная до глубины души. Она не шлюха, даже если все так сильно смахивает на это! Он отказалась назвать мадам Помфри имя отца, и наконец, уставшие друг от друга, они расстались. Однако, доковыляв в гостиную, она поняла, что лучше б осталась в госпитальном крыле.

- Где ты была? - Рон нервно расхаживал перед камином, а теперь набросился на нее без промедления.

- В госпитальном крыле, - резко ответила Гермина, которой не понравился его тон. - Если ты не заметил, я себя плохо чувствую сегодня.

Джинни попятилась от ссорящихся голубков, встала рядом с Гарри и принялась шепотом пересказывать ему на ухо все, что произошло за этот день. Понимая все больше, он с ужасом наблюдал за сценой, разворчивающейся у него перед глазами.

- Ой, да кто бы не заметил? - окрысился Рон. - Я заметил, Гермиона, что тебе плохо. Скажи мне: ты хоть знаешь, кто отец?

Вопрос застал врасплох. Она окаменела, да и вся гостиная замолкла. Джинни обернулась и увидела, что несколько человек стоят с раскрытыми ртами, в разных частях комнаты.

- Пошли отсюда - че вытаращились? - прикрикнула она, так что все подскочили. - Ничего интересного! Расходитесь!

А Рон и Гермиона дажен не слышали ее.

Они намертво сцепились друг другом, и для них не осталось ничего кроме них самих и их невозможных, гигантских проблем.

- О чем ты говоришь? - Гермиона предприняла последнюю попытку спасти ошметки от своей жизни - которая быстро ускользала от нее, прямо как песок сквозь пальцы.

- Да знаешь ты, о чем я говорю, - тихо ответил Рон. - Правда, что ты беременна? Отвечай мне! - крикнул он, когда она ничего не ответила. Слезы хлынули у нее из глаз, тогда как она едва нашла силы кивнуть.

Рон шумно выдохнул. Эта хладнокровная стерва только что обрушила весь его мир.

Он любил Гермиону долгие годы и - какое-то время - казалось, что она тоже его любит. Но она никогда его не любила. Она водила его за нос, заставляя испытывать что-то необыкновенное. И все время - все это время - был кто-то третий. Кто-то, кто смешил ее, целовал, ласкал нежную кожу кончиками пальцев. У нее был кто-то еще. Кто-то, кого она любила.

Они вместе насмехались над ним, с ее любовником? Неужели она находила его очевидную любовь и преданность смешными? Жалкими? И подумать только - теперь у них даже будет ребенок! Незапланированный, конечно, скорее всего, но тем не менее. Вероятно, они теперь поженятся и станут жить долго и счастливо. А что же он? Одинокий, жалкий, несчастный - и так, покуда не наступит старость?

- Кто же он? - вяло спрсил Рон, частично все еще пребывая в шоке от всей ситуации.

Гермиона подняла на него глаза и увидела, что он не смотрит на нее: брезгливо отвернулся - по затененному лицу плясали отблески от камина.

- Я не могу тебе этого сказать.

Он прикрыл веки, словно получив удар поддых.

- Не поступай так со мной! - воскликнул он. - После всего, я заслуживаю, по крайней мере, знать кто это!

Черт его подери, за то что он был прав! Гермиона вздохнула. Лгать не было смысла, притворяться бесполезно. Все выплывает наружу. Для нее все кончено. Жизнь лежала в руинах. И это только ее вина.

- Это Драко.

Рон застыл как громом пораженный. Наступила могильная тишина. Такая тишина, что могла бы напугать и самого Темного Лорда.

- Драко? - преспросил Рон. - Ты имеешь в виду - Драко МАЛФОЯ?

- Это не то что ты думаешь! - быстро произнесла Гермиона, силясь заставить его понять наконец. - Понимаешь, он.. то есть - я...

Слова умерли у нее на губах, когда она увидела, каким взглядом одарил ее Рон. Такого взгляда у человеческого существа она прежде еще не видела. Такой взгляд мог бы убить всю надежду мира. И взгляд этот был направлен на нее.

Не произнося больше ни слова, Рон быстро прошел мимо, и несколько секунд спустя они услышали, как громко хлопнул портрет в проходе.

Гермиона разразилась безудержным приступом плача. Сотрясаясь всем телом от рыданий, она упала на колени и закрыла лицо руками. Рыдания заполнили комнату, а Гарри и Джинни подошли к ней и обняли с двух сторон, нашептывая каждый слова утешения. Поэтому было то предчувствие ужаса и тоски утром? Поэтому? Это и была та ужасная вещь, которая должна была оставить вечный шрам на ее жизни? Почему-то, рыдая в объятиях двух друзей, она догадывалась, что худшее еще впереди.



от Автора:
Это у меня самая длинная из ранее написанных глав - почти на 4000 слов. А еще это лучшая из всех написанных глав - а я-то знаю. Плевать мне, если вы не согласны. Следующая глава последняя - ну разве это не печально? Если вам все понравилось, напишите отличный отзыв, может дажепоголосуйте за этот фик на каком-нибудь голосовании. Не печальтесь, что это почти конец, я на 97.2% уверена, что будет сиквел.



ну, переводчик пишыт отзыв:

ага, конечно. жуть какая хорошая глава. меня неизменно шокирует, что вселеная заучки состоит всего из:
- жратвы
- шатания по коридорам
- мечты работать охранником
- толпы пропущенных в любовных страданиях уроков
- жратвы
- вечно уныло поникших плеч и никчемных порывов
- дебильных дружков в роли свиты, глядящей в рот.
- разговоров о парочках принцев и прнцесс, шалостях на ковре и ответственности за ребенка в свете всего вышеуказанного.
- "всех" которые что-то скажут, пристально наблюдают за каждым шагом героини, которая несомненно средоточие их всехних дум и имеет для всех огромную ценность. "он знак подаст - и все хохочут", короче говоря... и это при том, что эти "все" воспринимаются как безликая масса статистов, которую время от времени ругательски клянут за скотоумие, в полной уверенности, что мнением толпы крайне легко манипулировать
- нежелание гермы огласить преступника ярче всего говорит, что все происходит в рамках хитрожопого плана и целиком по собственной инициативе. и все метания и терзания тода выглядят ооочень тухло
- про постояное лицемерие и полностью отсутвующую самоценку я вообще молчу
- или про заботливое поощрение любимого насильника в самых низменных его страстишках в расчете на то, что это поможет создать крепкую семью
- при том, что он сам воспринимается в роли только крепкозадого самца с тугим кошельком и членом вместо лампочки в мозгу, то есть, крайне высокомерно
не знаю как еще выразить тут свое сильнейшее недоумение.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

конспект

ляля

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

5 февраля

сегодня позвонили насчет квартиры. это так замечательно, что даже не укладывается в голове. я сразу подумала, что смогу попробовать достать полинку. хочу задействовать эмнести или типа того. достать я ее может и могу но и предприму эту попытку перед отъездом, не забуду, хоть меня это и пугает, и думаю - найденный покупатель, если с ни все в порядке - знак что бог хочет этого. да как же иначе? если не я то больше никто. и себе я бы такого хотела. и другое. я не сяду в самолет не сделав этого. это потверждеиие моей веры. НАДО. но вот с работой и жильем я прямо сейчас ничего не смогу - значит надо искать помощь

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

1

ВЫСОЧАЙШИЙ ДОЛГ: МОЙ ПОИСК САМОГО ВАЖНОГО В ЖИЗНИ

посвящается моей жене Лори, и дочерям Кейт и Келли. Вы три самых главных человека в моей жизни и я люблю вас сильнее, чем могу выразить.Также, эта книга посвящается пассажирам и команде рейса 1549 и их семьям. События 15 января соединили нас навечно, в сердцах и умах.


1. Полет, который ты никогда не забудешь.


Полет продлился всего несколько минут. Но все так ярко запечатлелось в моей памяти в мельчайших подробностях. Ветер был северный, а не южный, что необычно для того времени года. И от колес шел отчетливый хруст гравия, пока я выруливал по взлетной полоcке в сельской местности. Помню запах нагретого машинного масла: он просачивался в кабину, пока я готовился взлетать. Еще, в воздухе стоял запах свежескошенной травы.

Я прекрасно запомнил все, что чувствовало мое тело. Это сконцентрированное внимание, когда я выкатился на начало взлетки, проверил готовность по списку и приготовился взлетать. И помню, как самолет взмыл в воздух, и - спустя всего три минуты - я должен был садиться, полностью сосредоточенный на всех задачах этого.

Все это я помню до сих пор.

***

Пилоту приходится садиться и взлетать тысячи раз в жизни, и все это сливается в один смазанный поток, но почти всегда будет один такой конкретный полет, который бросит вызов всем его возможностям. Или научит его чему-то новому, или изменит. И каждый сенсорный момент такого опыта останется в его голове навсегда.

Я могу похвастаться несколькими незабываемыми полетами в моей жизни, и не прекращаю думать о них. Они полны впечатлений и причин, требующих осмысления.

Один из них завершился в холодной реке Гудзон январским днем в 2009-м, но до него, одним из самых запомнившихся был, пожалуй тот, что я только что описал. Мой первый самостоятельный вылет. Запланированный на послеполуденное время в субботу, выполненный с поросшей травой взлетной полосы в городке Шерман, штат Техас. Это было 3 июня 1967 года. Мне было 16 лет.

Я цепко держусь за этот полет , и ряд других, оглядываясь на опыт, формировавший меня в юности, повлиявший на мое взросление и превращение в летчика. И на земле, и в воздухе, на меня оказали влияние многочисленные сильные уроки и переживания. И много разных людей. Я благодарен судьбе за все это.

Это все словно достояние, помещенное в банк, до той поры, когда потребуется мне. Когда я старался правильно посадить самолет рейса 1549 на Гудзон, почти бессознательно, я опирался на весь этот опыт.

***

Когда мне было 4 года, я сначала несколько месяцев хотел стать полицейским. Потом пожарным. К пяти годам, тем не менее, я точно знал, что хочу сделать с моей жизнью. Летать.

С того момента, как такая мысль закралась мне в голову, я больше ни разу не поколебался. Точнее - она проносилась у меня над головой, в форме расчерчивающих над нашей крышей небо реактивных самолетов - в городке Деннисон, Техас. Мы жили возле озера на полоске земли в девяти милях от авиабазы Пэррон. Так как это был настолько сельский уголок, самолеты пролетали довольно низко, где-то на высоте 1000 метров, и их всегда было слышно - как они прилетают и улетают. Отец, бывало, даст мне бинокль, и я любил таращиться на горизонт, в пространство - гадая, что же там, дальше. Это удовлетворяло мою жажду к исследованиям, а в случае с самолетами, это новое было даже более волнующим, так как оно прилетало и снижалось на большой скорости у меня над головой.

Это были 50-е годы. И те машины шумели гораздо больше, чем сегодняшние. Тем не менее, я никогда не встречал людей в нашей части Техаса, которые возражали бы против шума. Мы недавно победили во Второй Мировой, и авиация служила предметом гордости. Это лишь теперь заговорили про шум около авиабаз. Пилоты почувствовали необходимость оправдываться. Ну, они нацепили наклейки на бамперы с надписью - "Шум самолетов. Звук свободы."

Да все, что касалось самолетов, захватывало воображение. Разнообразные звуки, которые они издавали, то, как они выглядели, физика, позволявшая им передвигаться по небу; а больше всего захватывал человек, который контролировал их с очевидным мастерством.

Я построил свою первую авиамодель, когда мне было шесть. Это была копия "Духа Сент-Луиса" Чарлза Линдеберга. Я много читал про Счастливчика Линди и понимал, что его перелет через Атлантику вовсе не был каким-то там "удачным". Он планировал, он готовился, он прошел через это. Вот что имело значение в моих глазах. К 1962-му, когда мне было 11, я уже постоянно читал все книги и журналы, которые только мог сыскать, которые рассказывали о полетах. Также, в том году я впервые полетал на самолете - пассажиром. Мама, учитель в первом классе, предложила взять меня с собой на Съезд учителей в Остине - и для нее это тоже была первая поездка на самолете. Аэропорт Далласа Love Field был в 72 милях к югу от дома, и когда мы приехали туда, то, казалось, что попали в волшебное место, где все было преувеличенных размеров, в сравнении с реальной жизнью. Летчики. Стюардессы. Нарядные пассажиры с жизненно важной целью назначения. Я остановился перед статуей Техасского Рейнджера. Надпись гласила: "Одна буза - один рейнджер." Рядом было записано распространенное предание о беспорядках в одном городишке в 90-х годах 19 века. Местный шериф стал созывать рейнджеров, чтобы унять стрельбу, и когда приехал только один, люди в городке были обескуражены. Они просили помощи, а теперь гадали - может, это означает отказ? И рейнджер, как передают, спросил: "А сколько тут у вас бунтов? Если всего-то навсего один, то вам с головой хватит на них одного рейнджера. Я все улажу."

В этот день я встретил в аэропорту и другую легендарную личность. Меня захватывали новости о разработке космического проекта "Меркурий", так что я с восторгом заметил невысокого худощавого человека. На нем был костюм при галстуке, шляпа, и его лицо было мне полностью знакомо. Я узнал его, поскольку видел по телевизору: это был подполковник Джон Пауэрс, главный в ЦУПе. Я не насмелился к нему подойти, однако. Этот парень, который повседневно общался со всеми этими астронавтами, не нуждался в разговоре с 11-летним ребенком, цепляющимся за его пиджак.

День был хмурый, чуть-чуть моросило, когда мы шли по летному полю к трапу, чтобы начать наш полет, на Комбере 440. На маме были белые перчатки и шляпа. Я носил хлопковые джинсы в обтяжку. Вот как люди тогда путешествовали. В лучшей одежде выходного дня. Наши места были в правой части салона. Мама с удовольствием смотрела бы из окна, но она-то знала, что мне надо:

- Ты садись у окна, - сказала она.

И прежде чем самолет еще даже сдвинулся хоть на дюйм, мое лицо плотно припечаталось к стеклу, впитывая все со крайней тщательностью. Самолет разгонялся и стал взлетать, а я смотрел широко распахнутыми глазами. Первой мыслью было: все стало на земле выглядеть как игрушечное, как в моей железной дороге. Вторым, о чем я подумал: что я хочу эту жизнь в воздухе.

Мне потребовалось несколько лет, чтобы еще раз вернуться в небеса. Когда мне было 16, я спросил отца, нельзя ли мне брать уроки полета. Он во Второй Мировой служил дантистом во флоте и неимоверно уважал авиаторов. И ему ясна была моя нешуточная страсть. Через друга, он вышел на пилота, удобрявшего поля с воздуха, Л.Т. Кук - младший. На его участке поблизости была взлетная полоса. До войны, мистер Кук был инструктором гражданской авиации в государственной школе. В это время, изоляционисты не хотели, чтобы США вступили в войну. Но Президент Рузвельт знал, что вступление в войну весьма вероятно, и тогда США потребуются тысячи профессиональных летчиков. Так что с 39го начали призывать таких товарищей, как мистер Кук, чтобы быть наготове к тому моменту, как и когда будет объявлена война. Программы имела неоднозначные результаты, но , как оказалось, все эти пилоты помогли союзникам победить. Такие как мистер Кук были ненагражденными героями.

Ему было под шестьдесят, когда мы познакомились. Он был весь такой из себя бизнесмен. В основном, он опылял поля химикатами. Но если ему попадался кто-то с мышлением и темпераментом летчика, он брал студента. Полагаю, я ему понравился. Я был такой, высокий, старательный молчаливый хлопец, и держался с уважением, потому что этому меня научили родители. К тому же, я был классическим примером и интроверта, а он и сам был из молчаливых. Он увидел, что у меня были серьезные намерения и очевидное горячее желание, несмотря на тихий внешний вид. Он сказал, что возьмет 6 долларов в час за эксплуатацию самолета. Эта такса включала топливо. А за работу учителя он добавил еще три доллара в час. Родители платили за самолет, так что за 30 минут полета я был должен ему только полтора доллара. Я оплачивал свою долю из денег, накопленных работой уборщика в церкви. У меня был вагон книг о последних нескольких десятилетиях, освещающих тысячи полетов. И первая запись в моем дневнике гласит:

3-е апреля 1967. Мистер Кук взял меня на тридцатиминутный полет.

Мы летали на двухместном тренажере, очень немудреном самолете, построенном в конце 40-х. Он даже не был оснащен радио. Я во многом управлял полетом с самого первого момента. Я сидел впереди, мистер Кук - сзади, перед своей отдельной приборной панелью. И он выполнял то, что у пилотов называется "дубляжом". Что значит, он держал руки на рычагах управления, готовый перехватить управление, если бы я допустил оплошность. Он подавал команды, перекрикивая шум двигателей. Как это делалось в те годы, он пользовался внутренним телефоном, приставленным прямо к моему уху. Он говорил только по делу и редко отпускал комплименты. Все же, в следующие несколько недель я уловил, что он считает, что я неплохо успеваю и располагаю нужным инстинктом.

Дома я тоже изучал полет каждую ночь. Я грыз дистанционный курс, готовясь к сдаче экзамена на лицензию частного пилота. Мистер Кук видел, что я предан делу. Иногда я приезжал на урок, а его не было дома. Так что я ехал в городок, точно зная, где его найду: попивающим кофе в местной молочной. Он допивал кофе, бросал чаевые на стол, и мы возвращались на взлетную полосу. В ближайшие два месяца он дал мне шестнадцать уроков, каждый включал 30 минут в воздухе. К 3-му июня мое число летных часов сравнялось с 7 часами и 5 минутами. В тот день он взял меня полетать, и через десять минут этого похлопал по плечу.

- Ладно, - сказал он. - Садись и рули к ангару.

Я сделал, как мне сказали, и когда мы подрулили туда, он выпрыгнул из самолета.

- Ну, ладно, - сказал он. - Взлетай и садись сам, три раза.

Он не пожелал мне удачи - это было не в его обычае. Я не хочу сказать, что он был грубым или бесчувственным - он просто был очень конкретным товарищем. Определенно он решил: "Хлопец готов сам. Пусть летит." Его ожидания были те, что я не вывалюсь с середины неба, со мной будет все в порядке.

Сегодня, конечно, мальчика не посадят летать одного так быстро. Самолеты стали сложнее. Вагон всяких требований и страховок, прежде чем студента допустят в самостоятельный вылет.Самолеты стали сложнее в управлении, нужно исполнять требования диспетчеров, инструкторы стали заботливее да и устают больше, тоже. Но тем днем, в северном сельском уголке, мне не нужно было повиноваться указаниям диспетчерской или сложным правилам. Я был наедине с самолетом, и мистер Кук наблюдал меня с земли. Из-за северного ветра мне пришлось взлетать с противоположного конца полосы. Это было необычное направление, но я всемерно собрался и подготовился. Полоса были ниже на южном конце и поднималась по склону холма к северу. И хотя мистер Кук только что подстриг траву, полоса была далеко не такой ровной, как в настоящем аэропорту. Я впервые сам проверил зажигание и давление масла, проверил что винты, элероны, все, все работает нормально, все по списку. И когда мои руки сжались на штурвале, я глотнул воздуха, отпустил тормоза и начал разгон.

Мистер Кук предупредил меня, что взлет произойдет быстрее, чем я привык. Самолет теперь был легче, чем с нами двумя. Такой тип самолета, приготовленный, он просто взлетает - выстреливает, как пробка. Но когда новичок впервые летит один, кто-то должен ему об этом сказать. Этим кем-то стал для меня немногословный мистер Кук, кивнувший мне, когда я взлетел, а он становился все меньше и меньше на поле внизу. Я был благодарен ему.

Поднявшись на 300 метров над землей и начав кружить над полем, я чувствовал непревзойденное чувство свободы. Я также уже ощущал некоторое мастерство в своих руках. Задав столько вопросов, столько всего послушав и после усердной учебы... - у меня начало что-то получаться. Вот он я, один в воздухе. Не думаю, чтоб я улыбался своему везению: я был слишком занят и мне было некогда. И я знал, что мистер Кук следит за мной из-под своей бейсболки, задрав голову вверх. Я хотел выглядеть в его глазах хорошо, сделать все правильно. Я не хотел, чтоб он меня встретил на земле с длинным перечнем ошибок. В полете я словно слышал его голос: следи за радаром, чтоб управлять скоординированно. Хотя его самого больше не было в самолете, его слова продолжали оставаться со мной. Я был слишком занят, чтобы оглядываться по сторонам. Я пролетел над небольшой фермой, а городок Шерман был по левую сторону, но у меня в планах не было наслаждаться видом. Цель моя была сделать все достаточно хорошо - чтоб мистер Кук позволил мне это сделать еще раз. Он проинструктировал меня сделать обычную "коробочку" (прямоугольный облет) над посадочной полосой - на что потребовалось примерно три минуты полета, так что я смог поупражняться в том чтоб коснуться полосы, снова взмыть в воздух, а затем вернуться и повторить это снова. Я должен был сделать это три раза, прежде чем вернуться на последний заход на посадку. Мой первый опыт одиночного полета составил всего только минут девять или около того. Но я знал, что это был радикальный первый шаг.

Я же читал. В 1903-м первый самолет Орвелла Райта пропутешествовал дистанцию в 40 ярдов, поднялся на 6 метров воздух и полет продлился только 12 секунд.

Мистер Кук поприветствовал меня, когда все закончилось, и когда я выключил двигатель , сказал, что я сделал то, что он просил. Не было никаких "От молодец!", но я знал, что выдержал экзамен. Он сказал, что будет занят на другом самолете опылением полей большую часть лета, так что я могу спокойно брать его Aironco практиковаться самостоятельно. Мы договорились, что я стану возвращаться каждые несколько дней поддерживать мастерство, в одиночном полете - за 6 долларов в час. Сегодня, в 58, у меня за плечами 19700 летных часов, но я прекрасно вижу как мой профессиональный рост начался в тот день после обеда. Это был поворотный момент. Хоть я и провел в воздухе меньше восьми часов, мистер Кук вселил в меня уверенность. В том, что я могу уверенно поднять самолет в воздух и безопасно вернуть его на землю. Этот первый полет стал подтверждением, что это станет делом моей жизни и моим пропитанием.

Я в то время не совсем понимал это в таком разрезе и так глубоко. Но я осознаю теперь, что мое вхождение в мир пилотов было очень традиционным. Так люди и учились летать, так и пошло с самого начала. Пожилой ветеран преподает азы новичку, на поросшей травой взлетной полоске под открытым небом. Смотрю я назад и вижу, что я был очень удачливым молодым человеком - это было прекрасное начало.

В моей школе больше никто не интересовался тем, как стать летчиком. Так что я один горел этим. Друзья у меня были, но большинство смотрела на меня как на такого застенчивого, серьезного книгочея, постоянно погруженного в навигационные руководства и живущего на взлетке. Меня было не так просто разговорить. Я лучше чувствовал себя в кабине пилота. в некотором смысле, я взрослел быстрее остальных на этой взлетке. Изучая вещи, которые помогали мне разглядеть возможности в жизни - и постигая риск.

Однажды, когда я подъехал к ангару мистера Кука, я увидел PiperTryPacer, белый с красной каемкой, лежащий в груде развалин на северной оконечности взлетки. Мистер Кук поведал мне, откуда она взялась. Его друг сажал самолет, и ему пришлось пересекать государственную ЛЭП. Он как-то забыл про все эти провода на шестиметровой высоте, тянущиеся вдоль шоссе, пока не стало слишком поздно. Он попытался набрать высоту, чтобы перелететь через них, но это замедлило его скорость и привело к потере подъемной силы. Самолет врезался в землю, зарывшись носом. Смерть была мгновенной.

Еще никто не приехал за обломками, они высились печальной грудой в конце взлетной полосы. Я подошел, чтобы заглянуть в заляпанный изнутри кровью кокпит. В те дни были ремни безопасности только наколенные, наплечных не было, и я подумал, что он должно быть с огромной силой ударился головой о приборную панель. Я постарался постигнуть в воображении, как это все произошло: его усилия избежать столкновения с ЛЭП, потерю скорости, жуткий удар. Я заставил себя заглянуть в кокпит. Рассмотреть там все. Было бы проще отвернуться, но я не отвернулся. Это был довольно отрезвляющий момент, для шестнадцатилетнего парня, и произвел на меня сильное впечатление. Я осознал, что управление самолетом означает ЗАПРЕТ на ошибки. Все должно быть под контролем. Надо высматривать провода, птиц, деревья, туман, и в то же время, не прекращать держать в поле внимания все, что происходит в кабине. Нужно быть бдительным и сосредоточенным. В равной степени важным было знать меру возможного и невозможного.

Всего одна маленькая, простая ошибка будет значить смерть.

Я переварил это все. Но эта печальная сцена не заставила меня отказаться от моих намерений. Я поклялся выучить все, что надо знать, чтобы свести риск к минимуму. Я знал, что не желаю превратиться в хот-дог, доставить себе смерть.

Вместо этого я вот что придумал. Я попросил моих родителей и младшую сестру выйти из дома в назначенное время, чтобы я пролетел над ними и покачал крыльями в знак привета. Мы жили в такой глуши, что правила дозволяли мне пролететь на высоте всего 180 м над домом. Они, конечно, не могли разглядеть мое лицо, но они видели как я помахал им.

К октябрю 1968, имя 70 часов в воздухе, я был готов попробовать получить лицензию частного пилота. Это включало проверочный полет с экзаменатором от Федерации Авиации. Я сдал экзамен, что позволило мне брать пассажира. Я подумал, что моим первым и почетным пассажиром должна стать моя мать. И мой дневник свидетельствует, что я взял ее в полет 29 октября 1968, на следующий день после получения лицензии. Я там пририсовал маленькую звездочку рядом с датой полета. Маленький маркер особого момента. Это был эквивалент смайлика образца 1960 года.

Мама не нервничала со мной, она только гордилась мной. Усаживая ее в заднее сиденье и пристегивая, я описал ей звук, который она услышит, что мы увидим, что ей может скрутить живот. Люди воспринимали меня как ответственного и способного парня, я не был нарушителем правил, так что моя мама верила в меня. Она просто села позади и расслабилась, передав свою жизнь в мои руки, без малейшего намерения стать водителем на заднем сиденье. Она позволила мне показать ей окрестности неба, и когда мы приземлились, она обняла меня.

Возможность брать пассажиров открыла для меня целый новый мир. И покатав сестру, отца и бабушку с дедушкой, я набрался смелости пригласить кое-кого еще. Ее звали Кэрол. И она была симпатичная тоненькая девушка с каштановыми волосами и в очках. Мы вместе ходили в школу и пели в нашем церковном хоре. Я был влюблен в нее, и мне нравилось думать, что и она меня выделяла. Некоторые девушки красивы и прекрасно осведомлены об этом. Их красота тянет их по жизни на буксире. Кэрол была привлекательной, но она не была этим озабочена, как такие девушки. Хоть она и была живой и общительной, держалась она открыто и дружелюбно, что притягивало к ней людей само собой. Еще никакая девушка не выразила никакого интереса в моих летных занятиях. До фильма "Абсолютное Оружие" было далеко, да и я никогда не был никаким Томом Крузом. К тому же, для всех мои полеты были чем-то абстрактным. Никто же не видел как я этим занимаюсь. Я не устраивал показательного приземления и моих фото не было в местной газете. Все происходило скрыто от посторонних глаз и высоко в небе. Если я упоминал полеты при девушках, они никогда не выглядели особо впечатленными. Казалось иногда, что им скучно поддерживать разговоры на подобную тему. А может я просто не находил подходящих слов, чтоб донести до них величественность всех этих переживаний. Во всяком случае, я решил посмотреть, не удастся ли заинтересовать Кэрол.

Она была молчаливой, походя в этом на меня, так что иногда было трудно поддерживать с ней разговор. Спросив, не полетает ли она со мной, я не знал, что она ответит. Может, ее родители не разрешать, даже если ей и захочется. Но она спросила их, и они разрешили ей - отправиться в 45-минутное путешествие через Арканзас и реку Потомак к подножию горы Арканзас. Это была моя первая попытка пригласить кого-то на свидание, и я был изрядно взволнован, что все получилось.

Оглядываясь назад, это удивительно, что ее папа с мамой согласились. В сущности они соглашались отпустить свою несовершеннолетнюю дочь полетать, с парнем которому еще не исполнилось восемнадцати через весь штат на легком самолете.

Ну, мы и полетели. Это был холодный, ясный день со спокойной погодой, при хорошей видимости. Все было видно на многие мили вокруг. В самолете шумно, и поэтому непросто поддерживать беседу. Я кричал:

- Это, вон там - река.

А она кричала в ответ:

- Что?

Приходилось повторять. Но я был так счастлив везти ее. Мы пролетели на Сессне 150 два часа. Это маленький самолет, где есть место только для двоих человек, тесно притиснутых друг к другу. Кабина была всего около метра шириной, поэтому моя правая нога касалась ее левой ноги - по другому не выходило. Вот и представьте меня: мне семнадцать лет, и рядом со мной эта красивая девушка, ее нога касается моей аж два часа подряд, мой рукав соприкасавшийся с ее, я чувствовал запах ее духов - а возможно, это был и шампунь, кто знает, время от времени она наклонялась через меня, чтобы посмотреть на виды из моего окна. Ее волосы касались тогда моей руки. Это стало для меня открытием, что полет может быть таким чувственным переживанием. Затрудняло ли мне это сосредоточенность на рулях?

Нет.

Думаю, это может послужить еще одним примером того, как пилот делит внимание. Я всем телом ощущал присутствие Кэрол, но в то же время, был занят делом и поглощен ответственностью. Я хотел покатать ее, но гораздо важнее было доставить ее на землю в целости. Из наших отношений не вышло ничего особенного, но тот полет, когда мы сидели рядышком и выкрикивали друг другу земные ориентиры, потом ланч в аэропорту Фортсмит - это до сих пор остается теплым и сладким воспоминанием.

Пилот может приземляться и взлетать тысячи раз, большая часть их них ничем не запоминается. Но некоторых взлетов и посадок, однако, никогда не забыть.

Последний раз я заглянул на эту взлетку Л. Т. Кука в конце семидесятых. С начала восьмидесятых я его не больше не видел. Впоследствии я узнал, что у него был рак и его несколько раз оперировали на шее и челюсти. Некоторые говорили, что все это результат многолетней работы по распылению химикатов на поля. Он умер в 2001-м.

После моего аварийного приводнения рейса US Airways 1549 в Гудзон множество людей написали мне по е-мейлу, выражая благодарность экипажу и мне за работу по спасению всех 155 человек, которые были на борту. В одной из пачек писем я с трепетом неожиданно обнаружил письмо от вдовы мистера Кука. Я ничего не слышал о нем долгие годы. Ее слова подняли мне настроение:

- Л. Т. бы не удивился, - писала она. - Но, конечно, ему было бы приятно и он бы гордился Вами.

Все мои герои, наставники и любимые люди, все те, кто учил меня, поощрял и видел во мне потенциал, находились со мной в кабине рейса 1549. Мы лишились тогда обоих двигателей. Страшная была ситуация. Но люди внедрили в меня уроки, которые сослужили мне службу. Урок мистера Кука был частью меня, руководившей моими действиями в этом пятиминутном полете. Он был глубоко привержен радару, а тот нью-йоркский день бесспорно был радарным. Я много раздумывал с тех пор о людях, которые оказались важны для меня. О сотнях прочтенных книг о пилотировании, о трагедиях, случившихся на моих глазах в бытность военным летчиком, о приключениях и неудачах моей карьеры в аэрофлоте, о романтике полета и воспоминаниях давно минувшего.

И я начал понимать, что рейс в реку Гудзон начался не в аэропорту Ла-Гвардия. Он начался за десятилетия до того, в родительском доме и на взлетке мистера Кука в северном Техасе. В нашем калифорнийском доме, где я живу с моей женой Лори и двумя нашими дочерьми - и во всех тех истребителях, на которых я летал к горизонту. Рейс 1549 стал не просто пятиминутным путешествием. Вся моя жизнь привела к благополучной посадке на Гудзон.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

лаи

ладно, пусть вышеизложенное было первыми штрихами к тому, что я хотела сказать. просто меня очень волнует - высказывать это. попробую напугать вас меньше и все-таки выразить ЭТО пристойно.

на мой взгляд, к теме вселенной, устроенной как кубик Рубика, и изломанных световых фронтов относятся ДВА необычных фрагмента головоломки.

-первый - что изломанный световой фронт - ДОСТУПНАЯ повседневному сенсорному восприятию категория.
-второй - это ФОРМАТ компоновки информации в кругах на полях.

если по поводу доступности восприятия изломанного светового фронта я высказалась достаточно внятно, то насчет формата пиктограммы поясню свою мысль еще раз, не так романтически (хоть живой творческий процесс у меня, к несчастью, протекает в примерно таком, завлекательно корявом виде - и субъективно ощущается как "озарение":Ь)

***

А. Изломанный фронт.

- наглядное ВИЗУАЛЬНОЕ представление о нем мы можем обнаружить в авангардных течениях живописи. один пример я привела. если это не выражено так ярко, как в приеме битой штукатурки и слоистости на сколах, это всегда более или менее выражено в "композиции" и/или откраивании окоема (рамы картины) - см. например восьмиугольную раму, выбраную васильевым для портрета идеала ( www.varvar.ru/arhiv/gallery/russian/vasilyev/va... портрет Лены Асеевой).

-наглядное СЛУХОВОЕ представление о нем мы можем обнаружить в категории генерирующего (образ) РИФМОРИТМА в музыке. любой автор, кроме того, прекрасно знает, что пока возишься с вытаскиванием из себя такого, аутентичного ритма, время субъективно стоит. и на морде в зеркале, объективно - тоже стоит. хороший музыкант поэтому стареет медленнее, а объяснять это никому не хочется. это не шутка! тем же самым понятием является СТОПА, стихотворный размер в поэзии.

- в литературе и кино воздействие кристалла действительности на действительность выражается в устойчивых ПРЕФЕРЕНЦИЯХ в монтажных приемах - в применении пресловутого "языка кино" - включая такие приемы как туман, шторка, затемнение, замедление, реверс, метафора - и другие. все мы их видели и ПОНИМАЕМ. по-моему, это оно и есть - разве нет? сенсорные представления об изломанном световом фронте. в литературе и кино - это уже не отдельно "слуховое" или "зрительное". это уже больше. не знаю, как НАЗВАТЬ. назовите сами.

- не говоря уже о самих грамматических ВРЕМЕНАХ в языке - что они, как не маркеры типового, привычного временнОго залома? между прочим, это означает, что ничто не мешает быть нетипичным временным заломам - каковые обнаруживаются, к примеру в аймарском языке. то есть они там, в целом, такие же, как и везде, но, отграненные с бОльшим изяществом, они снабжают носителя аймарского бОльшей и естественной силой ПРОЗРЕНИЯ. не то, чтобы я блестяще знала аймарский, но я уже все-таки способна порассуждать об этом невпустую, поверьте.

кроме того, эти рассуждения показывают, что атрибутика изломанного светового фронта - и прочей гениальной геометрии мирового Архитектона - прочно внедрена в наше мышление при формировании адекватного отображения мира. живое существо как бы само по себе является устройством с микрокристалликом внутри, способным отражать весь Кристалл. по умолчанию. и мы видим что вся эта геометрия внезапно оказывается прочно увязана с мышлением и речью, сигнальной системой.
*
*
*
Б. Формат знака в кругах на полях.

то есть - вообше его ФОРМАТ. это к слову о сигнальных системах. хочу обратить ваше внимание на максимальный редукционизм знака при максимальной плотности подачи смысла. это наверное и есть, "абстрактность". их красота и простота - при полной свободе выражения смысла эти символы отличаются подчеркнутой ТОЧНОСТЬЮ. граненостью. они все сделаны в одинаковом формате. возникает вопрос, что это за формат. я думаю, он опирается как раз на вашу квадроматематику. и возможно, передает как раз с ее помощью довольно обычные для нас понятия - просто так вот они выглядят на очень абстрактом уровне. это уже сделано теми, кто все ваши задачи решил. может быть. так что, почему бы мне на них и не озираться? они явно классные, извините за жаргон. при том, как уже было сказано, я подозреваю, что действительно могу интерпретировать примерно половину из известных изображений - с точки зрения смыслов, а не математики, и я бы высказала догадку, что каждый такой знак является плоской проекцией многомерного объекта, смоделированного во ВСЕЙ его, пока недоступной нам, геометрической полноте.

в качестве примера я привела пиктограмму, которую лично я прочитываю как "Знак "Бесконечность" как он есть НА САМОМ ДЕЛЕ " - то есть в более глубоком понимании, чем "уложенная на бок восьмерка". я сравнила его для большего впечатления с баснями о том, как работает вечный двигатель. сделал Сёрл свой генератор или нет - сейчас неважно. важно то, что сама попытка представить знак "бесконечность" не восьмеркой, а совмещением двух колец Мёбиуса, способных к вечному аморфному перетеканию относительно друг друга дает представление о емкости и возможностях такого формата изложения информации. он показывает динамику, причем весьма непростую. может я и неправильно интерпретирую эту конкретную пиктограмму, но мысль я свою этим проиллюстрировала. кроме того, ненаучный пример с генератором Сёрла (хотя лично я на примере этой пиктограммы Бесконечность наглядно ПЕРЕСТАЮ видеть его ненаучность) иллюстрирует то, что я ощущаю как "мобилизующую силу" подобных знаков, изображений (чего бы то ни было) в ТАКОМ формате. может, это неочевидно равнодушным, но для меня это акцентироанная черта этих кругов на полях - огромная мобилизующая сила. это понятие из рекламного ремесла, но по-моему, в кругах на полях оно имеет буквальный физический смысл, воздействуя на очень тонкие слои психики зрителей - и кто знает, какие течения они меняют? воздержусь от высказывания крамольных мыслей...

но если я ПРАВИЛЬНО интерпретирую эту пиктограмму, то она ставит вопрос, который я поставила:

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ В РЕШЕННОЙ ЗАДАЧЕ ОБ ОБЪЕДИНЕНИИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ "ЭФФЕКТ ФОРМЫ"?
НЕ СТАНЕТ ЛИ ТАКОЙ ЭФФЕКТ ВОЗМОЖНОСТЬЮ ДОКАЗАТЬ В ЭТОЙ ЗАДАЧЕ ТО, ЧТО НАМ И НАДО? простой возможностью, заметим.

И - кроме того, такой ФОРМАТ подачи информации лично у меня, почему-то, поднимает вопрос, что было впереди - курица или яйцо. Число порождает Геометрию, или Геометрия (топология, дизайн?) способна порождать и Число и Физику? можно ли говорить о сопоставлении тому, что я так неумело называю "топологическим примитивом" - Единицы?

***

почему я считаю, что эти два фрагмента паззла - релевантные к теме?
а разве - нет?

ну, что, ТАК - пристойнее высказано?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра